Литература как игра

Сегодня наиболее интересные продукты массовой культуры – исключим все негативные коннотации последнего словосочетания – все чаще появляются на пересечении разных видов творчества. Самые же интересные гибриды рождаются от скрещивания литературы и живописи. Я уже писал о графических романах и комиксах, сегодня же речь пойдет о другом.

Одним из наиболее ярких явлений конца ХХ века становятся так называемые «древовидные книги» или книги-игры. Пик их расцвета пришелся на последнее десятилетие прошлого века, но и сейчас время от времени они продолжают выпускаться. Подобного рода издания позволяют читателю самому становиться героем приключений, а строятся они по принципу компьютерных ролевых игр. Собственно, именно им эти книги и проигрывают в конкурентной борьбе. Очарование и польза таких книг, в  отличие от компьютерных игр, заключается в том, что они будят воображение читателя, активно вовлекая в процесс сотворчества. Здесь нельзя идти от абзаца к абзацу, как в обычной книге. Сюжет разветвляется, а каждое решение направляет героя по особому пути. Абзацы-сцены нередко пронумерованы и ты никогда не знаешь, что ждет тебя за сюжетным поворотом. Сейчас ты на пятой странице, а выбрал не тот ответ, сказал что-то не то злобной ведьме – и вот уже на двадцатой. Смысл именно в том, что ты «творишь» сюжет сам, а автор книги-игры лишь подбрасывает тебе возможные варианты действий и решений. Одна и та же книга может быт прочитана совершенно по разному. Визуальный ряд выступает как равноправный партнер для текста, но вовсе не преподносит читателю все в готовом виде – без воображения ничего не получится. По этой причине книги-игры и для детей куда полезнее самых ярких и увлекательных компьютерных игр. Между прочим, принять участие в дальних странствиях и увлекательных приключениях интересно в любом возрасте!

Иное, не менее оригинальное явление, рожденное благодаря тесному взаимодействию живописи и литературы – коллекционные карточные игры. «Современная индустрия развлечений предлагает занятие, в котором органично совмещается работа мозга, адреналин и красота, при этом из дома выходить не нужно! А это, согласитесь, весьма актуально, когда на дворе слякотная осень, а впереди – зимние холода. Речь идет о коллекционных карточных играх. Это замечательное хобби, позволит вам отдохнуть, отвлечься от проблем, испытать новые эмоции, да еще и эстетическое удовольствие доставит» – так когда-то я начинал материал для журнала «Сапсан». Изучая этот феномен, сам «подсел» на одну такую игру, а потому выше приведенные слова написаны со знанием дела и искренней верой в их правоту.

Вот еще небольшой фрагмент из нее же: «В 1963 году, в штате Пенсильвания родился человек, открывший новую страницу в истории карт и соединивший их с неистребимой страстью к коллекционированию – Ричард Гарфилд (Richard Channing Garfield). Всю жизнь он посвятил математике – сначала получил степень бакалавра в компьютерной математике, потом изучал комбинированную математику в Университете Пенсильвании, где и стал доктором наук. А с середины 1980-х годов увлекся созданием удивительной игры, которая в дальнейшем получила название Magic The Gathering. Именно эта игра совершила переворот в мире настольных игр. С 1993 года, когда она была запущена, Гарфилд становится флагманом и иконой индустрии коллекционных карточных игр. Всего он создал 15 игр, из которых 10 – карточные.

Magic The Gathering оказалась настолько востребованной, что вызвала волну подражаний. Сегодня насчитывается более ста подобных игр, из которых самыми известными являются «Вавилон-5», «Звездные войны», «Властелин колец» и «Вархаммер» («Babilon-5», «Star wars», «Lord of the rings», «Warhammer»). Как видите, три из названных четырех отсылают нас напрямую к знаменитым фильмам.

Одной из самых популярных отечественных коллекционных карточных игр на сегодняшний день является игра «Берсерк». Она появилась в 2003 году и успешно развивается по сей день, что для нашей страны можно считать своеобразным феноменом. Регулярно проводятся турниры не только в России, но и в сопредельных государствах. Уникальность игры заключается также и в том, что по ее мотивам выпускаются книги: "Цена короны" Алексея Гамаюна и Татьяны Серебряной, "Серебряный доспех" Ярослава Хабарова и др. Другими словами игра не является побочным продуктом киноиндустрии, но сама породила целую вселенную». Все это тоже истинная правда. Литературную основу для игры разрабатывал Ник Перумов. Практически каждая карта сопровождается литературным комментарием.

Азарт азартом, но мы снова сталкиваемся с проблемой воображения. Ты не просто играешь, но создаешь свой собственный неповторимый сюжет, словно погружаешься в этот фэнтезийный мир и принимаешь непосредственное участие в написании огромной книги.

Можно как угодно относиться к подобный явлениям, но одно утверждение кажется сегодня бесспорным – ты никогда не станешь креативной личностью, если хотя бы время от времени не будешь давать волю воображению. А коллекционные карточные игры или книги-игры – это лишь средство.

Пойнтер

На прилавках магазинов книготорговой сети "Буквоед" появился новый, апрельский номер журнала "Пойнтер" - всем советую. В наше время, когда яркие и интересные журналы уходят в небытие, появление оригинального литературно-художественного издания - событие уникальное и достойное всяческого внимания.
В журнале вы найдете множество хороших и умных статей, интервью с неординарными личностями и огромное количество литературных новостей.
Помимо содержания, хочется сказать пару слов и о дизайне. "Пойнтер" просто приятно держать в руках!  Подход к оформлению творческий и позитивный.
Короче, не пожалеете.

Финские этюды

Финская литература последних лет с невероятной настойчивостью утверждает неизбежности одинокого существования. Героям не предлагается выход из ситуации одиночества, а порой этот выход им вовсе не нужен. Роман финской писательницы Малин Кивеля «Ты или никогда» становится наиболее полным выражением такого отношения.

«Я накрываю на стол: рождественская скатерть с узором, блюда по порядку. Вилка, нож, тарелка и бокал. И посреди стола – свеча. Не в виде рождественского гнома, конечно. Но все-таки. Я зажигаю свечу. Я сажусь. Я встаю, выключаю свет и снова сажусь. Свеча освещает стол. Свет яркий. Теплый. Я ем. Жевание отзывается в ушах. Глотание тоже.

А так – вокруг относительно тихо».

Это несколько дней из жизни молодой женщины. У нее нет друзей, нет семьи. Она сама себе делает подарки. Покупает в Стокманне, просит завернуть в подарочную бумагу, а дома дарит сама себе в Рождественскую ночь. Иногда она встречает других людей, но редко начинает общаться – больше наблюдает. Это эстетизированное одиночество, которое не тяготит. День за днем, эпизод за эпизодом перед нами проходит тихая жизнь, и лишь в самом конце романа остается намек на возможность появления в этой жизни кого-то еще.

Финская литература именно об этом – жевании, что отдается в ушах, дрожащем огоньке одинокой свечи и подарках самим себе. Да и как иначе? Ведь сточки зрения писателей стран северной Европы бесконфликтное существование человека и объективной реальности попросту невозможно!

Скандинавская художественная литература с каким-то удивительным упоением анализирует достаточно традиционные для  последнего столетия конфликты человека и общества, человека и культуры, т.е. те конфликты которые были порождены еще эпохой модернизма, но так и не были преодолены на протяжении второй половины ХХ столетия. От романа к роману писатели представляют возможные варианты бегства/протеста/борьбы героя. Можно даже предложить определенную классификацию взаимоотношений человека и реальности в литературе второй половины ХХ – начала ХХI века:

1. Прежде всего, это стандартный разрыв человека с реальностью, олицетворением которой, как правило, выступает истеблишмент. В данном случае ситуация разрыва, конфликт провоцируется извне. Сама реальность в силу своей враждебности подавляет личность. В определенный момент человек уже не может справляться с жизненными трудностями, ломается, бежит от общества. Подчас такой герой даже не осознает, что именно толкнуло его на этот последний шаг, приведший к разрыву с, казалось бы, привычным образом жизни. Герой в итоге выбирает некий альтернативный образ жизни (переходит в иную социальную группу, маргенализируется, переезжает из города в деревню, в лесную глушь).

2. Один из самых любимых приемов скандинавских литераторов, наиболее часто используемый для манифестирования невозможности контакта человека и объективной реальности – на авансцену выводится герой, априори не способный социализироваться и наладить полноценный диалог с окружающим. Конфликт задается психологическими или физиологическими особенностями героя, идет изнури. Такая неспособность стать частью социума существует изначально, как некая данность, а не возникает по ходу повествования.

3. Уход во внутренний мир, погружение в собственное воображение, фантазии, в болезненную одержимость некими идеями, подменяющими или изменяющими в сознании героя объективную реальность. Иногда, как крайний вариант подобного бегства, мы видим полное погружение в безумие.

4.  Литераторы вовсе не исключают активной борьбы героя с не устраивающей их реальностью. Человек предпринимает попытки изменить окружающий его мир, пытается бороться с обстоятельствами, изменить свою жизнь, приспособить ее под реальность или украсть чужую жизнь и попытаться прожить ее как свою собственную. В последнем аспекте мы видим некое сходство с предыдущим вариантом бегства от действительности – патологическая одержимость определенными идеями здесь также может свести человека с ума.

5. Самый простой и многократно апробированный вариант разрыва с действительностью – это самоубийство героя. Как правило, это вполне осознанный шаг.

Пожалуй, впервые мы сталкиваемся с тем, как грань между реальностью и ее отражением в кривом зеркале истончается настолько, что становится непонятно, а что собственно является объективной реальностью, в произведении Йоханны Синисало, чье литературное творчество мало знакомо российскому читателю, –   в романе «Тролль». Сам по себе роман абсолютно укладывается в мейнстрим современной скандинавской литературы вообще и финской литературы в частности. Писательница предложила свой собственный, весьма оригинальный способ показать, что человек и общество находятся в вечном, непреодолимом конфликте.

Тот факт, что главный герой романа является представителем миноритарной культуры, для современной скандинавской литературы совершенно естественно. Персонажи с неустойчивой психикой, страдающие раздвоением личности и склонные к суициду, гомосексуалисты, социопаты – все те, кого еще до 1970-х годов мы могли бы назвать маргиналами, сегодня превратились в ведущую силу социокультурного процесса и шумным табором кочуют из одного романа в другой. Скандинавские писатели активно разбавляют это пестрое общество детскими образами, что вполне логично, поскольку выбор главного героя обусловлен одной центральной задачей – указать на беззащитность и хрупкость человека перед лицом (скорее, даже, личиной) современного общества. Главный герой романа – фотограф-гомосексуалист, но этого, увы, явно недостаточно (после Сирила Коллара и его «Диких ночей» какие-либо открытия в этом направлении вряд ли возможны), – писательница еще более подчеркивает беззащитность, даже некоторую слабость героя, выводя его в повествовании под именем Ангел. Хотя у героя есть нормальное имя и фамилия, тем не менее, «Ангел» перестает быть прозвищем, а становится именем героя. Но по ходу повествования мы понимаем, что Ангел это даже не и прозвище или имя, но образ, всеми желанный и абсолютно недостижимый. Словно Йоханна Синисало пытается нам намекнуть на инобытийное происхождение персонажа, на его неустойчивое положение в этом, реальном мире. А то, что он гомосексуалист – лишь дополнительная характеристика его как Иного. Если внимательно анализировать образный ряд романа, то другим персонажем, призванным вызывать сочувствие и сопереживание у читателя, своеобразным alter ego Ангела, становится Паломита – бедная филиппинка, живущая на положении рабыни у соседа Ангела – Пентти, человека грубого и жестокого: «…она глядит на меня  снизу вверх трогательными карими, как у косули, глазами. Потом она вдруг вздрагивает, застывает, и глаза ее становятся еще больше», – так, в одной фразе писательница дает полную характеристику Паломите. Уже подбор слов – трогательные глаза, взгляд снизу вверх, ассоциация с испуганной и беззащитной косулей, – все это рождает определенный образ, заставляет читателя проникнуться симпатией к этой маленькой женщине. Более того, образ женщины-косули в первой же характеристике автоматически превращает Паломиту в жертву. Так же очевидно, возможно даже слишком, что Ангел и Паломита должны проникнуться друг к друг симпатией. Два человека с комплексом жертвы пытаются по мере возможностей помогать друг другу, вступают в странный молчаливый союз, союз обреченных перед жестоким миром.

Ангелом и Паломитой список жертв не исчерпывается. Это и Йори Паукайнен – доктор Спайдермен, влюбленный в Ангела и переживающий крах своей любви, оказывающийся на пороге профессионального банкротства; это и бедный Экке, также страдающий от неразделенной любви к Ангелу, и трагично гибнущий, когда, как ему казалось, он был уже так близок к своему счастью. Здесь нет счастливых людей, здесь у каждого свой, самолично созданный и любовно взлелеянный ад. Даже Мартес, холодный и эгоистичный, сыгравший роль злого гения, тоже по своему несчастен. Бесконечный эгоизм превращает его в человека озлобленного и одинокого.

Повествование ведется от лица всех занятых в сюжете героев – Ангела, Паломиты, доктора Спайдермена, Экке, Мартеса. Характерное для постмодернизма многоголосье в данном случае превращается, говоря словами известной песни, в «вечное эхо друг друга». Создается странное ощущение, будто мы оказались в комнате кривых зеркал, где каждый имеет множество нелепых отражений. Несчастья одного многократно отражаются в чужих бедах, а отражаясь, – еще более искривляются, гипертрофируя уродства и несовершенства, и после, помноженные во сто крат, обрушиваются на голову снежной лавиной, превращая жизнь в реальном мире в непереносимое страдание.

Вся эта маленькая и душная вселенная могла бы обрести некие застывшие формы и замереть в эстетском самолюбовании, но Йоханна Синисало взрывает ее, включая в ткань повествования персонажа, который явно не относится к реальному миру – тролля. Чтобы сделать этот персонаж как можно более реальным, органично вплести его в ткань повествования наравне с другими персонажами, писательница прибегает к беспроигрышному методу – включению в текст научных и псевдонаучных отрывков. Переплетая художественный и научный тексты, она добивается правдоподобности, и читатель воспринимает тролля как нечто вполне естественное, имеющее право на существование в нашем мире.

Образ тролля, заменивший Ангелу весь мир, сузивший и без того небогатую вселенную героя до размеров комнаты, где обитает это существо, подчеркивает отчужденность человека и мира, человека и общества. Ангел не нашел близкого друга, родную душу в мире людей, и тролль оказывается единственно близким существом. Тролль вызывает у Ангела не только желание заботиться о нем, не только дает ощущение уюта и тепла, но даже рождает сексуальное чувство. Пожалуй, это самый необычный в современной финской литературе, столь разнообразной в области умерщвления души и плоти, способ ухода из мира. Ангел все больше и больше отдаляется от людей, замыкаясь в своей заботе о Песси, как он назвал тролля. Случайная и трагичная смерть Экке оказывается последним печальным аккордом в судьбе Ангела в этом, реальном мире. Сама эта смерть символична: Экке был убит троллем Песси, словно любовь в принципе недостижима в мире людей.  Преследуемый полицией, Ангел уходит вслед за троллем в другой мир. Финал предсказуем: уже с первых страниц романа, читатель понимает всю невозможность существования Ангела в человеческом сообществе, а потому   метафизическая смерть героя,  его уход в пещеру троллей представляется наименее трагичной концовкой из всех возможных.

Рекомендуется всем, кто выбирает одиночество в качестве стратегии выживания.

Другая жизнь литературы

    

За последнее время по заказу разных журналов мне неоднократно приходилось обращаться к весьма популярной на сегодняшний день теме комиксов и графических романов. Когда полтора года назад я получил первое подобное предложение – провести небольшой анализ истории развития и современного бытования этих «младших братьев» классического романа – я и не подозревал, что для России это может оказаться столь актуально.
     Так, готовя материал для журнала «Сапсан» писал о то, что «родственные связи» между комиксом и книгой очевидны: многие герои художественной литературы, народных сказок и древних мифов получили воплощение на страницах рисованных историй. И тогда же с долей иронии задавался риторическим вопросом: много ли школьников полностью прочитали программный роман Льва Толстого «Война и мир»?   Ответ разочарует большинство учителей литературы. Спросите, как же сочинения? Писать сочинения, не читая произведения, умеет любой шестиклассник. Кстати, в данном случае, исходил из собственного опыта – роман это в школе полностью так и не прочитал, хотя сочинения писал исправно. А далее, сохраняя все тот же ироничный тон, задавался вопросом, можно ли представить «Войну и мир» в виде комикса? А далее, цитирую сам себя дословно: «А какая чудная рисованная история в жанре «нуар» получилась бы из «Преступления и наказания» Ф. Достоевского!». И что вы думаете? Две недели назад именно такой графический роман мне и довелось увидеть. А еще в «Буквоеде» я наткнулся на комикс «Мастер и Маргарита». Вот так, незаметно и наступил в нашей стране век комикса и графического романа.
     Сейчас я провожу куда более серьезное исследование этого феномена для замечательного журнала «Пойнтер», на страницах которого в нескольких номерах будет представлен обширный обзор графических романов. Первая статья, посвященная во многом ключевому вопросу, – чем графический роман отличается от комикса, – уже вышла. Кстати, отличий не так уж и много, и значительная часть носит формальный характер. Многие в нашей стране до сих пор относятся к этому явлению не серьезно, полагая его достоянием детской субкультуры. Иные же, наоборот, пугаются, опасаясь за мораль, нравственность и судьбу литературы вместе взятые. При этом все напрочь  забывают о дидактической роли как комикса, так и графического романа. Не говорю уже о том, что последний создается порой исключительно для взрослой аудитории. Так работы Фрэнка Миллера («Город грехов») совершенно очевидно не предназначены для подростковой аудитории из-за большого количества сцен секса и насилия. Да и темы в графическом романе могут подниматься совершенно серьезные. Например, "Маус" (1992) Арта Шпигельмана – рассказ о Холокосте, получивший Пулитцеровскую премию. А роман "Эпилептик" Дэвида Б. повествует о тяжелой борьбе, которую ведут родители за жизнь сына. Роман «Персеполис» – об исламской революции в Иране.
     В современном обществе вырос процент «визуалов», т.е. людей для которых зрительный канал восприятия оказывается ведущим. Это не случайно. За последние два десятка лет выросло уже не одно, а как минимум два поколения молодых людей, воспитанных на телевидении, кино и компьютерных играх. В раннем детстве ребенок сегодня гораздо быстрее знакомится с ярким визуальным рядом, чем берет в руки книгу. Когда же это случается, то книга должна отвечать его ожиданиям и быть чем-то, что напоминает привычный визуальный ряд, т.е представлять и торию в картинках, как это и было в компьютерных играх и кино. Можно однозначно прогнозировать, что популярность графических романов будет расти и дальше.

     Кроме того, если соединяются графика и литература, то результат порой получается просто фантастический! А чтобы осознать, насколько это правильно, рекомендую всем ознакомиться с творением Брайена Талбота (Bryan Talbot) «Алиса в Сандерленде» (Alice in Sunderland). Уверяю вас, ничего более удивительного и прекрасного вам видеть еще не доводилось!